Отрыв живописи от музыки и драмы возникает тогда, когда художник идет по линии чисто внешнего воплощения темы, без глубокого раскрытия сокровенного смысла музыкально-драматического содержания. Эта опасность таится как будто бы в самой природе изобразительного искусства, выполняющего функцию воспроизведения внешнего облика отражаемой действительности. Но на изобразительное искусство в музыкальном театре распространяется общий закон художественного творчества: внешнее имеет смысл и оправдание лишь постольку, поскольку оно обнажает внутреннее, ведет к его постижению и дает ему предметное обнаружение. Поэтому и предметная конкретность декорации не остается чисто внешней, а наполнена определенными эмоциями и драматическим смыслом, которые вытекают из «сердцевины», из основного «зерна» произведения.
Посмотрим на эскиз декорации Б. Волкова ко второму акту «Жизели» А. Адана (цветная иллюстрация). Изображенный здесь пейзаж, бесспорно, красив. Но сама по себе, взятая с чисто внешней стороны, эта красота не имела бы никакой ценности. Декорация эта прекрасна именно потому, что выражает конкретное эмоциональное наполнение второго акта балета. По всему романтическому пейзажу, изображающему кладбище лунной ночью, словно разлито грустное томление, стремление в туманные неопределенные дали, мечта о чистой, возвышенной красоте, неосуществимой в обыденной жизни. В этом таинственном, полуфантастическом пейзаже органично появление сказочных - умерших девушек, не успевших долюбить, спеть свою песнь на земле. В этой обстановке возможным и убедительным кажется расцвет чистой романтической любви Альберта и Жизели, разрушенной превратностями земной жизни. Здесь все овеяно той тихой и светлой грустью, которая придает изображаемому характер мечты.